Итак, третий рассказ про Дитриха "Overtime". Даже с шапкой (надо бы привести в порядок и все остальные).
читать, если еще не читали
Название: Overtime
Бета: Zantsu
Рейтинг: PG
Жанр: постапокалиптика, стимпанк
Размер: мини
Статус: закончен
Предупреждение: почти некрофилия, смерть персонажа
От автора: сюжет самую малость напоминает одноименный короткометражный мультфильм. Напоминает не зря, оттуда он и срисован, простите. Или, говоря мягче, навеян. Мультфильм при желании можно посмотреть, например, здесь
Для Sandra_Hunte, которая как-то упомянула, что с удовольствием взглянула бы на мертвого Дитриха. Вообще, я грозилась цинично его убить, но получилось сентиментально. Похоже, я все же становлюсь плюшевой и добродушной.
Дитрих лежит в постели. Его светлые волосы живописно разметались по подушке. И нет, они ничуть не напоминают змей. По крайней мере, на взгляд Ивнинга.
Дитрих неподвижен.
Он лежит под дорогим бордовым покрывалом, которое Ивнинг украл у одной богатой старухи. Иногда ему кажется, что это покрывало – самая ценная вещь в его бедной квартирке, самая ценная вещь, которая вообще была в его нищей жизни.
В последнее время Дитрих постоянно мерзнет, поэтому поверх одеяла укрывается еще и этим нелепым бордовым роскошеством. Нелепым в этой убогой маленькой спальне.
Ивнинг подходит к постели, поправляет одеяло, подушки. Прямо перед его глазами шея Дитриха, и она кажется какой-то слишком хрупкой, слишком тонкой и слишком важной. Возможно это из-за того, что вне постели Дитрих носит шарфы или нашейные платки, даже дома, так что ее не разглядеть. И поэтому Дитрих, - да, наш Дитрих, Вы же его помните? – кажется сейчас таким трогательным, беззащитным, обнаженным в самом сокровенном смысле этого слова.
Ивнинг любуется, он всеми силами впитывает в себя эту картину, это, смешно сказать, «выражение шеи».
Ну а Дитрих? А Дитрих неподвижен.
Ивнинг отворачивается и идет в соседнюю комнату. В его маленькой квартирке она, помимо прочего, выполняет функции кухни. Оттуда он приносит стакан подслащенной воды (довольно роскошный напиток, особенно если учесть его материальное положение) и омлет с хлебом. Поднос с едой отправляется на прикроватный столик, а Ивнинг отправляется за дверь. Дитрих предпочитает ужинать в одиночестве.
В квартирке тишина. Только скрипит под тяжестью Ивнинга диван в соседней комнате, да где-то чуть слышно скребется мышь.
Когда Ивнинг возвращается, в спальне все по-прежнему. Даже не взглянув на нетронутый ужин, он присаживается на кровать к Дитриху.
- Знаешь, я недавно подумал – почему Крот такой? Ну, ты меня понимаешь, такой нелюдимый.
Ивнинг говорит, глядя в сторону, не на Дитриха, а куда-то на изголовье кровати.
- Тебя, конечно, тоже можно назвать нелюдимым, но ты окружающих просто не замечаешь. А вот Крот, он другой. Он их ненавидит.
Ивнинг делает паузу, бросает короткий взгляд на Дитриха, потом продолжает говорить, немного торопливо.
- Просто, понимаешь, люди его раздражают. Он хочет их убить, каждого из них. Но знаешь почему он их не убивает? Ему без них будет скучно. Ему будет некого ненавидеть.
Ивнинг протягивает руку и осторожно проводит по волосам Дитриха.
- Конечно, остается еще и он сам. Тот, кого он ненавидит больше всех. Но этого ему мало. Ты ведь замечал, что в Кроте слишком много ненависти? Он ненавидит себя, ненавидит человечество, ненавидит монстров, ненавидит животных, ненавидит всех вместе и по отдельности. Но и этого ему мало. Ненависть в нем кипит и переливается через край.
Он тяжело вздыхает. Вы знаете, мне он кажется растерянным. А вам? Взгляните, он как будто не знает, что делать дальше. Он говорит глупости, он говорит все подряд, и он сам не знает, зачем это делает. Но знаете, он такой с тех самых пор, как Дитрих заболел.
Не глядя, Ивнинг нашаривает руку Дитриха, его тонкую и очень холодную руку. Он осторожно сжимает ее и поглаживает. Он хочет согреть ее. Дать ей тепло и ласку.
А Дитрих… Дитрих неподвижен.
В последнее время он неважно себя чувствует и почти не встает с постели. Ивнинг еще не привык, но ему очень нравится заботиться о Дитрихе. Ему очень нравится этот новый Дитрих – такой тихий и умиротворенный.
Ивнинг с явной неохотой отпускает руку Дитриха и встает.
- Ты, наверное, хочешь послушать музыку? – говорит он. В это время они всегда слушают музыку.
На столе в углу стоит старенький, практически вручную собранный фонограф. Ивнинг, осторожно прикасаясь к истертой ручке, заводит пружину. Темную комнату наполняет музыка. Вы ее узнаете? Это же «Фантастическая симфония» Берлиоза, первая часть – «Мечтания ― Страсти». Она действительно прекрасна, как мне кажется.
Ивнинг возвращается на кровать к Дитриху, но некоторое время молчит, прислушиваясь к звукам скрипок, с трудом пробивающимся сквозь шипение фонографа.
Выслушав мрачноватое начало, Ивнинг мягко улыбается и произносит:
- Дитрих.
Он делает небольшую паузу, но вовсе не для того, чтобы дождаться реакции Дитриха. Просто, ему кажется, что эта пауза уместна.
- Хочешь, я расскажу тебе одну историю?
Ивнинг не ждет ответа. Да и с чего бы его ждать, ведь Дитрих всегда игнорирует подобные предложения. Его редко волнует хоть что-нибудь кроме себя.
И, не дожидаясь одобрения Дитриха, Ивнинг начинает рассказывать сказку. Вы, должно быть, знаете эту историю, она довольно известна, и почти наверняка записана в какой-нибудь книге. Это рассказ о маленьком лягушонке. Представьте себе, маленьком зеленом лягушонке, который живет в колодце. Вернее, он жил в колодце до тех пор, пока однажды не попал в ведро, а вместе с ним – в громадный верхний мир. Ну, как, теперь узнаете сказку? На самом деле, это довольно грустная история, ведь в конце лягушонок умирает, съеденный аистом. Но Ивнингу она нравится, и ему кажется очень уместным рассказывать ее здесь – в этой маленькой темной захламленной комнатке, с поломанными стульями и рваными шторами, и сейчас – в этот холодный темный лондонский вечер. Ему кажется уместным рассказывать ее беспомощному неподвижному Дитриху.
После некоторых колебаний, Ивнинг откидывает порывало и устраивает Дитриха сидя, оперев его на гору подушек.
- Сейчас вернусь, - говорит он, хоть этого и не требуется.
Взгляните, как торопливо он выходит из комнаты. Ему явно не хочется оставлять Дитриха одного. Какая трогательная забота, не правда ли?
Возвращается Ивнинг с тазиком горячей воды, губкой и полотенцем.
Сперва он умывает лицо Дитриха, его славное личико, такое бледное и невыразительное. Надо заметить, Ивнинга на самом деле огорчает землистый оттенок кожи Дитриха, но с ним ничего не поделаешь.
Взгляните, как трепетно Ивнинг касается шеи Дитриха. Сперва он проводит по ней кончиками пальцев, и только потом губкой.
Он осторожно развязывает пояс халата Дитриха. Того самого халата, в который Ивнинг на него надел сегодня утром. Сейчас он вымоет плечи и грудь Дитриха. Посмотрите на его нежные руки, как они обмакивают губку в воде, а потом бережно скользят по коже. Ивнинг думает о том, что словно бы смывает с бледного тела свои прежние прикосновения. Прикосновения своих пальцев и своих губ. Думает о том, что делает Дитриха снова чистым, таким же чистым, какими были люди в День Творения.
Мягкое, пусть уже и не слишком пушистое полотенце укутывает Дитриха. Да, неплохая замена старенькому халату. Ивнинг поправляет подушки, устраивает Дитриха поудобнее и уносит воду.
Дитрих неподвижен.
В полуразвалившемся платяном шкафу лежит одежда. Часть ее находится в приличном состоянии, другой части не помешала бы чистка. Но есть там одна ночная сорочка, которая хоть и знавала лучшие времена, сейчас выглядит довольно-таки неплохо. Да, Вы верно догадались, это сорочка Дитриха. Действительно, самые лучшие вещи в этом доме принадлежат ему. Почему? Потому что так захотел хозяин дома.
Ивнинг одевает Дитриха в ночную сорочку, и Вы знаете, ему это сделать не так-то просто. Переворачивать тяжелое тело, протискивать в рукава безвольные руки – работа не из легких. Но Ивнинг старается, он очень старается. И больше всего при этом он старается не смотреть Дитриху в глаза.
Вы, наверное, опять хотите знать, почему?
Потому что ему неприятно смотреть на бледную кожу, неприятно смотреть на синеватые губы, неприятно видеть то, что полускрытые веками глаза Дитриха больше не блестят. Я скажу откровенно. Дитрих выглядел плохо, очень плохо всю последнюю неделю. Но сейчас черты его лица еще больше заострились, и на это действительно страшно смотреть. Но знаете, что больше всего пугает и тревожит Ивнинга? Это то, что глаза его дорогого Дитриха не отражают пламя свечей. И ему кажется, что их просто нет, что вместо них на лице Дитриха два темных провала, две глубокие дыры. И он боится заглянуть в эти дыры, потому что тогда, как ему кажется, он увидит маленьких червей, копошащихся в голове Дитриха, в самой ее сердцевине. И нет, нет, Ивнинг совсем не хочет этого видеть. Но он боится не сдержаться и начать вглядываться в эти темные провалы.
Поэтому Ивнинг с трудом разворачивает Дитриха, устраивая его голову на подушке. Он укрывает Дитриха теплым одеялом, а поверх набрасывает еще и покрывало. Да, именно то бордовое покрывало, самую дорогую вещь в этом доме. Ведь Дитрих неважно чувствует себя в последние дни. Ведь Дитрих постоянно мерзнет.
Ивнинг говорит «Спокойной ночи», и целует Дитриха в лоб. Он уже поворачивается, чтобы уйти, но не выдерживает и снова наклоняется для долгого поцелуя в губы. В такие сухие, такие холодные и такие любимые губы.
Наконец, Ивнинг задувает свечи и идет к двери. Но на пороге останавливается и оглядывается в последний раз. Из другой комнаты льется свет от единственного на всю квартирку газового рожка, и силуэт Ивнинга болезненно четко выделяется на фоне дверного проема.
Потом он исчезает, дверь закрывается, и комната погружается в темноту.
А Дитрих неподвижен.
Он не дышит.
@темы: бумагомарание, сборник рассказов Cheerful Violence, стимпанк, постапокалиптика, ориджинал, слеш